Мангровая дельта Салума. Сенегал на парусной яхте

Дельта Салума. Обитатели

Первые живые существа, которых мы увидели утром в Сенегальской глубинке, была парочка пеликанов. Они чинно плыли меж рыбацких лодок, перевешиваемы огромными клювами с желтоватыми мешками. Наши первые пеликаны в живой природе. Точно, как на картинке в книжке. Этот факт мы с Ладой тут же проверили и обрадовались еще больше. Потом были пеликаньи стаи, белые цапли и множество других птиц, но эти, первые, изумили, потому особенно запомнились ).

С берега тянет теплым и древесным. Устье реки столь широко, что кажется частью моря. Деревенька Джифере – ряд бетонных домиков с минимумом окон – стоит на узкой косе песочного цвета, протянувшейся с востока на запад. Острой иглой на западе коса тонет в Атлантике. Со стороны континета она упирается в царство баобабов, мангров и саванну. Первые баобабы возвышаются над домиками рыбацкого поселка Джифере, и почему-то стоят без листьев. – “Видимо не сезон”, — подумал Штирлиц… и стал сниматься с якоря.

Пассат дует и тут, над материком, прогоняя москитов. Именно их и еще муху цеце я опасалась, пожалуй, больше всего.

Деревенька Джифере на входе в реку Салум из Атлантического океана

О знаменитой мухе цеце

Судя по прочитанному в интернете, укусу мухи цеце человечество до сей поры не противопоставило никакого внятного противоядия. Опасен не сам укус, а паразит, который попадает в кровь укушенного вместе со слюной. Вот против него, как против лома, и нет у человечества приема. Те лекарства, что применяются, разрушают печень и другие органы носителя чуть ли не раньше, чем самих паразитов. Другие способы – огонь, уничтожение целых видов животных (которые, как считалось, переносят напасть), пестициды и прочие химикаты – справиться с мухой-убийцей не смогли.

Почти панацеей стал биологический метод уничтожения популяции цеце, который пару десятилетий успешно используют развитые страны Африки. Применение биологического метода дает превосходные результаты, и за последние годы в Сенегале не было зарегестрировано ни одного случая инфицирования человека.

Метод работает так: самцов цеце облучают радиацией, не до смерти, но до бесплодия, и отправляют спариваться с дикими самками. Кроме нелепых телодвижений результата никакого: потомство не выводится. И теперь пастухи и землепашцы в самых влажных и плодородных районах Африки вздыхают свободно. Гитлер капут.

Говорят, изничтожение мух цеце не нанесет особого урона природе, дескать, никто этих мух особо не ест, так что пищевая цепочка не разорвется. Хорошо, казалось бы!

Однако, именно благодаря распространенности цеце человек все еще не вторгся во влажные джунгли Африки. Не вырубил леса, не проложил дороги и не загадил все, что еще осталось. Эта смертельно опасная муха была естественным барьером на пути убийственного “освоения целины” человеком. Радеющих за экологию в Африке слушают меньше, чем в Европе, так что, избавление от мух может обернуться бедой для природы. Хотя, признаюсь честно, меня лично информация порадовала.

Как Гекльберри Финн

После завтрака снялись с якоря и с приливным течением отправились вверх по реке. Чувствую себя Гекльберри Финном. В детстве я часто представляла их с Джимом жизнь на плоту в Миссисипи.

Речная жизнь на яхте тиха и размеренна

Сворачиваем из широкого русла в правый приток. На карте он похож на цаплю с изогнутой шеей, а при увеличении становится извилистой лентой. Идем по приборам: размеченные глубины закончились. Но есть надежда пройти дальше, карта даже обещает якорную стоянку.

Берега малообитаемы, но видимость обманчива, судя по снующим туда-сюда лодкам. Первоначально мы принимаем их за рыбацкие, затем начинаем различать – какие-то перевозят грузы: промтовары, сено и дрова; какие-то – пассажиров. Есть и прогулочные лодки с белыми туристами: в конце судоходной части виднеется небольшой отель и белых людей возят покататься или порыбачить. Остальные пироги – рыбацкие. И по мере удаления от устья реки они становятся все скромнее (или так кажется?) и меньше.

Дельта Салума. Первая мель

За поворотом лот выдает глубину: 3,5 метра, 3 метра… Все мельче и мельче, куда бы мы ни рулили. 1,8 метра (как раз наша осадка), 1,3… Мягенько – ууух — 0. Сели. Привет, первая мель.

Задний ход, дым, поднятая со дна муть. Снялись. Попутно намотали на винт метров 5 толстой лески с нашей удочки.Отошли немного назад и бросили якорь. Капитан отправился в погружение освобождать винт. А мы в это время обнаружили, что наш усилитель интернет-сигнала ловит wi-fi от прибоежного отеля. Возрадовались.

Мангровая река, устричные берега

К вечеру ставим тент и спускаем на воду тузик. Напротив нас – узкий проход между манграми, протока или речка, его необходимо исследовать.

Удивительно уютное ощущение в мангровой аллее на воде. Как в кино, когда показывают катающихся по речкам и озерам парочки. Стайки рыб выпрыгивают из воды, направляясь единым фронтом к большой реке. Протока сужается, и ветки раздвигаем руками, поднимая тучу мошек.

Все корни мангров усеяны устричными раковинами. Они не такие, как в ресторане, преимущественно маленькие. Андрей срезает пару веток (их надо брать прямо с корнями, а потом уже отрывать всей кучей. Куча отрывается в тузике острым ножом, отчего он (тузик) сразу становится грязным.

f78435_a5b6e7b5693f4dc08fa7ef7c34857d78

Неожиданная смена диспозиции

Запихнув устриц в скороварку, замираю в предвкушении ужина. Но тотчас вечер перестает быть томный, о чем непривычно близко тарахтит мотор. Рыбаки подъезжают к нам почти вплотную с явным намерением пообщаться. После приветственных “Бонжур” и “Сава” наш словарный запас иссякает, и беседа начинает походить на разговор слепого с глухим.

Парни не теряют надежду. Капитанское “Же не парль па франсе” чуть было не завело переговоры в тупик, но рыбак нашелся: «Ого!? … Ммм… ааа… по-испански?»

— Покито.

Чувак просиял:

— Мы, — говорит, — сеть тут тянем через всю реку. Сплавляем ее с вечера до ночи. Давай переставляйся. Куда, покажем. – И устремился в середину залива.

Рыбаки отправляются на ночной сплав сети

Снимаемся. Идем за лоцманом. Глубина 1,7. Садимся на мель. Снимаемся. Снова садимся…. На четвертый раз присели крепко. Лодка, накренившись, с минуту медленно вращается, движок отчаянно дымит…. Мы с Настей немного нервничаем: нет еще привычки на мели садиться. Надвигаются сумерки. Рыбаки на палку свою (типа, лот) показывают: “Два метра у нас. Давай сюда!” Но наш киль скребет илистое дно.

— Но посИбле! — кричу я, делая страшные глаза.

Сдаем назад. Ура! Снова на плаву. Парни, посовещавшись, решают, увести нас в сторону океана (ну, там же 15 метров, поди не застрянем :)). Через пару миль вниз по реке вся команда пироги радостно тычет руками в воду:

— Вот здесь прям вставай!

Ну, мы не спорим. Бросили якорь. Парни заякорились тут же. Для верности мы даже немного навалилсь кормой на их лодку, пока проверяли прочность своего якорения. Роль кранцев исполняли пять пар рук. Дружно посмеялись и отцепились.

Рыбаки пытаются завязать со мной контакт, крича “Синьорита!” – а я думаю, то ли я так хорошо выгляжу, то ли они забыли слово “синьора” ))). Собственно, на “синьорите” у большинства и закончились познания в испанском. Так что я с облегчением удалилась в кокпит, на Ладин вовремя раздавшийся зов. Через полчаса, видя, что кина не будет, рыбаки выложили свою сеть и, действительно, потащили ее через всю реку.

Вареная грязь или ужин?

Как устриц не промывать, все равно в кастрюле – вареная грязь). Мы с Ладой отваживаемся пробовать варево. Вполне вкусно, особенно, с кинзой и чесноком. Только земля на зубах скрипит.

Даже Андрей попробовал несколько сырых устриц. Мы же не рискнули: давняя дегустация на севере Франции оставила единственную ассоциацию с этим блюдом: сопли с каплей рыбьего жира и лимонным соком (да простят меня все любители устриц!).

Собрали ужин на мангровых корнях

Темнота приносит прохладу, а небо усеяно звездами. По воде разносится гул барабанов и ритмичные африканские песни. Ветер свищет, прогоняя комаров. И кажется, ветрогенератор поет: ”Миииир вашему дому”. Идем спать.

Что день грядущий нам готовит?

Утренний чай в кокпите у самых мангровых кустов бодрит как-то по-особенному. Прохладно. Мангры поют утро на разные лады. Иногда сквозь клекот и писк пробиваются доселе неведомые голоса африканских пичуг. Белая цапля высматривает рыбешку на мелководье, застыв среди сочной зелени. Наши движения на палубе не производят на нее особого впечатления.