Фату-Хива. Французский праздник по-полинезийски и голодная юнга.
Ты видишь, как пляшут огни индейских костров
на лицах вождей ушедших племен (из песни)…
Нас еще не съели, хотя бывают минуты, когда думаешь, что могут :). На причудливые врата бухты Ханававе опускается темнота. Мы садимся в шлюпку и едем на берег смотреть, как островитяне отмечают невесть как занесенный на Маркизские острова день французской Революции.
- Драм! Драм! Тарара-драм! Бум! Бум! — дробь барабанов выбивает из нутра самый первобытный из всех животных инстинктов.
- У-у-ху! — гортанно выдыхают десяток мужчин. Татуированные плечи, оливковая кожа, натертые кокосовым маслом тела. Плетеные пандаусовые повязки, глянцевые словно пластиковые, листья вокруг бедер.
- Бум! Бум! — танцоры бьют кулаком в раскрытую ладонь левой руки, слегка приседая.
- Бум! Кто с копьем к нам войдет… Бум! Бум!
- От копья… та-да-рам-трам! …и погибнет!
- Бум! Тадада-драмм!
.
День взятия Бастили…
Целый месяц июль вся Полинезия и остров Фату-Хива празднуют день взятия Бастилии. И что-то разгорается внутри вроде священного трепета. И ты понимаешь, что только эти мотивы, только такие танцы могут жить в этом краю. А молящийся христианин так же чужд этому народу, как образ жизни, навязанный туземцам пару сотен лет назад.
По краю поля устроились матроны в парео и цветочных венках, дети на велосипедах и быстрых ножках. Под сенью хлебного дерева забазировались барабанщики, вдоль стены что-то вроде судейских столов с теми же нарядными матронами. Зрители присели на траву. Дородная дама в венке и парео призвала всех к молитве на французском.
- Аминь! — выдохнули потомки людоедов.
И она сказала: Поехали…
И все поехали праздновать по-полинезийски. Ни слова о взятии Бастилии, Мюрате и Робеспьере. — Где метрополия и где Фату-Хива? … Поехали. И поле ухнуло в такт барабанной дроби. Первая группа танцоров, человек 50, блестя глянцем листьев на юбках, ожерельях и коронах, выступила в центр поля. Пожилой вождь закручивает такие витиеватые речевые и танцевальные па, что через минуту становится ясно, что он никакой не вождь, а вовсе даже шаман. И нарастающим рокотом ему вторит племя.
О чем поется в этих протяжных песнях ?
О славе предков и родных островах, о плодородии, любви и рыбаках, ушедших за море Лихие воины и пышнотелые вахины кружат в хороводе и поклоняются солнцу. И хоть сотню крестов возведи по периметру, при голосе первого же барабана ты поймешь неа, никуда не делась островная культура и дикий дух, веками уничтожаемые белым человеком. Я ставлю штатив и надеюсь, что хотя бы 10 минут видео будут сносного качества.
- Бум! Бум! гулко стучит бас.
- Трам-дададам! — отзываются остальные.
- Каоха оао, каоха оэ, каоха эуа! протяжно поют танцовщицы.
- Ханававе! грозно рычат танцоры.
Минут через 40 в рядах барабанщиков начинается шевеление, танцоры исчезают, но зрители что-то знают и не расходятся. Приходит вторая группа — другие барабанщики, другие икебаны на головах. Плетеные из растений пояса, перевязи и ожерелья с ниспадающими глянцевыми листьями можно ли соорудить такое, да чтобы в танце не развалилось?
Сначала я думала, что вся эта флора — искуственного происхождения, но в перерыве дети бросились собирать по полю выпавшие из костюмов листья и цветы, и юнга притащила парочку. — Они настоящие!
Венки второй группы выплетены даже более искусно, а вот танцы уже не так завораживают: мы привыкли за первый час. Хотя дородная матрона в платье из листьев правит бал весьма правдоподобно: диалог на полинезийском языке, она — запевала, а племя протяжно отвечает ей в такт. Только вот почему заправляет вахина? Насколько я слышала, женщинам в полинезийском племени едва ли отводилось значительное место Когда-то на Фату-Хива жило аж три враждующих племени. Может, разные группы танцоров — это все, что осталось от некогда многочисленного народа?
- Ханававе! — гордо рокочет племя.
- Оао, оэ, эуа! — тянут сильные голоса.
А наша юнга желает кушать. Вокруг соблазнительно пахнет мясом, приготовленным в земляной печи уму. Именно так когда-то готовили ритуальную человечину. По полю разносится аромат и более мирных вкусностей. Но мы не можем ничего купить, ибо доллары здесь не в ходу, единственный пункт обмена валюты в другой деревне, с местными мы пока не познакомились, да и вообще денег с собой не взяли, даже американских. Капитан забыл, что дети на празднике всегда хотят кушать. Так что под голодное попискивание юнги мы направляемся домой.
А дробь барабанов и протяжные песни не утихают на берегу до самого утра. И это все больше возвращает в природу и все меньше напоминает о свершившейся когда-то Великой Французской Революции.
Что дальше?
А после были неожиданные встречи, водопады и поход вверх по реке, дожди в самый сухой (как мы думали) сезон и подводная охота, куча хозяйственных дел и разбитый иллюминатор. И мы совсем потухли писать спутниковые хроники — в них не выложишь фото (. Ведь, создав сей чудесный остров, Бог забыл об одном — провести на Фату-Хива сколько-нибудь сносный интернет.
P.S.: Обновить этот репортаж и украсить его фотографиями мы смогли уже на острове Нуку-Хива почти через месяц :).
Пишите нам, друзья!
Продолжение — следует.
Петанг. Та игра с шарами называется Петанг
Во Французской Полинезии в ходу вроде как Евро…
Мы хоть и опытные родители, не сразу поняли, что наша обычная юнга и наша голодная юнга — две разных юнги.