Вторая вылазка на остров Пасхи Переход на безопасную сторону. Бухта Анакена культовое место древних рапа-нуйцев. Яхто-качели на стоянке. Потомки людоедов каменные и живые. Прогноз погоды.
С утра ветер подворачивает, и яхта обращает бок к берегу, а нос к волне, которая стучит в нас гигантским футбольным мячом. — Надо сниматься! говорит капитан. — Ну, давай хоть позавтракаем без кипиша уговариваю я. Мы уходим от единственного проблеска связи за истекший месяц. Наверно странно писать об острове Пасхи и не выкладывать фото?
Но к сайту пролезть не удается. А зайдем за мыс, и последние крохи интернета исчезнут. Вроде стоим у острова, а посты так и отправляем через спутник, как в океане :). И, конечно, пока никаких фотографий. Архивы копятся в ожидании, когда я засяду в интернет-кафе единственной деревни и украшу картинками все репортажи последних месяцев. Мы не можем отвечать на ваши комментарии, но жадно их читаем. Пишите нам, друзья! Третий день наслаждаемся бутербродами с маслом и сыром под сладкий чай давно недоступное удовольствие.
После трапезы кэп командует сниматься с якоря. Настя вытаскивает 100 метров цепи, я распихиваю летающие тарелки по углам. Не успели закрепить якорь, как волны окатывают почти с головой. За два с половиной часа против ветра опресненная дождями палуба просаливается волнами. Из-за погодных условий переходим к месту первоначальной стоянки Анакена бэй. Сюда, на лучший природный пляж острова, высадились первые полинезийские поселенцы.
Их вождь Хоту Матуа — кто-то вроде национального героя, хоть о нем и известно только из легенд. Когда именно Хоту Матуа привел сюда свой народ, не знают но точно не раньше 400-го и не позже 1200-го годов н.э.. Анакена-бэй. В бухте Анакена в 1956 году стояло экпедиционное судно Тура Хейердала. Лагерь разбивали на берегу в тени каменных истуканов. Там же хотим высадиться и мы. Ветер поменялся, но еще не довернул так, чтобы берег укрыл от волн. Двухметровая океанская зыбь приходит в борт, отчего якорная стоянка расплескивается вместе с нами почище, чем в переходе. Хорошо, что крена нет. Боковая волна не дает не то, чтобы расслабиться. Она вообще не дает. И ты распираешься ногами, чтобы не ездить по скамье с амплитудой, угрожающей целостности задницы. Зато на берегу многолюдно рапануйцы и туристы выехали на пляж и барбекю.
Трое самых любознательных доплыли до яхты и конфузливо обнаружили в люке рубки меня.
— Ой, — говорят, — привет!
— Привет! улыбаюсь и утыкаюсь в книгу.
Как им не холодно? я лично в толстовке. Сегодня не очень продуктивный с точки зрения дел денек. Два часа мотало в переходе, теперь летаем от борта к борту на стоянке. Статьи не пишутся, видео не режется, на берег не высаживается. Экипаж посвятил себя чтению, а самая младшая его членша еще и нытью на тему «Ох, и болять мои крылья! «- Вчера находила 10 км после месяца на лодке, а после накачалась на карусели, раскручивая себя и соседей. С грустью наблюдаю, что юнга меняется когда вокруг куча испаноговорящих детей хотят с ней побеседовать, молчит. И будто помнит меньше испанских слов, чем год назад в Мексике. И думает при этом, что она деловая. Растет наш колокольчик.
Запись в дневнике ранним утром: 14 мая, понедельник Это не стоянка, а какой-то трындец. Катает по всей кровати. Все гремит, слава богу, что не летит, укрепили прочно, как в переходе. Но швыряет-завывает будь здоров. Спали плохо. .. Пока заваривали чай, обе с Настей обварились из пляшущего чайника. Решили завтракать на берегу бутерами, фруктами, чаем из термоса и холодным каркаде. Упаковали рюкзаки и рискуя жизнью грузимся в шлюпку (она же тузик). До берега на веслах. Высадились на удивление целыми и почти сухими. По пляжу с мусорным мешком идут женщина средних лет и мальчонка лет семи. Женщина протягивает руку:
— Меня завут Тау. Тауранга Хоку.
— Марина. Андрей.
— Ана — представляется Настя. Иностранцам обычно трудно выговорить Настя или Анастасия.
— Анита! — Сеньора Тау сразу называет ее Анечкой.
Пацан стесняется. Его зовут Кайло. Мы идем вместе, закидывая в мешок собранный мусор, а после поднимаемся под пальмы завтракать, глядя в сонные лица пяти истуканов. К полудню на песчасные барханы у статуй подтягиваются люди. Сеньора Тау угощает нас подобранными под пальмами кокосами. У камней под раскидистым деревом дымится очаг с двумя чайниками. Компаньон Хулио очищает копру кокоса о камни, и будто слышит, что юнга страшно голодна и хочет кокосовый сок. Он ловко скалывает верхушку торпедовидного очищенного ореха и протягивает довольной Ладуське. Хулио присматривает за порядком отгоняет резвых туристов, норовящих влезть на платформу и куда не следует.
— Мой дом стоит вон там, за деревьями. В нем нет электричества, по вечерам я зажигаю свечи. А вы откуда будете?
— Мы живем на яхте, сами из России.
— Оо. Далеко, холодно Я знаю в России Калининград, там выход в море. Беседуя, мы рисуем на земле карту России, Сибирь, Европу и Африку. Соглашаемся, что нас далековато занесло…. Дымчатая курица-наседка квохтаньем подгоняет цыплят к невидимым зернышкам, папаша-петух где-то трубит побудку. Лениво щурится на солнце трехцветная кошка. Юнга пьет кокосовый сок из узкой скорлупы стаканчика.
— А можно ли как-то коня нашей юнге найти? спрашивает кэп у Хулио. — Конечно! Мой друг живет за этим забором, он держит лошадей.
— И Хулио неожиданно исчезает. — Анита, хочешь кофе? Сеньора Тау колдует на импровизированной летней кухне под деревом. — Соглашайся, — говорю. Настя скромно кивает. Тауранга выдает матросу две кружки одна для меня. Со стороны, где скрылся Хулио, прискакивает кабальеро на лихом коне. Конь щиплет ивовый куст, Лада и мальчонка кормят покладистого мерина травушкой, а хозяин по имени Андрес выкладывает на стол вареную курицу. — Будете? по-испански спрашивает он нас с Настей.
— Не, спасибо! Мы только что наелись. отвечаем на англо-испанском наречии. Кэпа-то испаноговорящего рядом нет, он там с конем ментальную связь устанавливает. Мы пьем горячий кофе, сидя за грубым деревянным столом с простыми потомками полинезийских людоедов. Ветерок обдувает лица, пахнет дымком. Тауранга и Андрес беседуют на смеси испанского и рапа-нуйского. Вода имеет странный привкус, но это мелочи по сравнению с неожиданным ощущением, что ты почти дома. Как в детстве во время первого выхода на дачу 9 мая. Прохладно, пахнет юной травой, и ты вместе с мамой, папой, сестрой и подружкой идешь жечь костры и пить чай из термоса. Похожее ощущение дома и счастья было и у нас на Алтае.
— Как тут хорошо! — говорит Настя. Давайте подольше побудем.
— Прямо, как у Наденьки — соглашаюсь я. И не хочется уходить от радушных хозяев, говорящих на чужом языке, живущих на затерянном в океане острове с другой стороны Земли, с которыми тебе невероятно тепло. Андрес дозволяет Ладе покататься на коне. Втроем, юнга, конь и капитан, они шествуют по тропе, сопровождаемые строгими взглядами каменных моаи. После Ладунька остается играть с Кайло и лошадью, а мы исследуем береговую линию и заборы соседнего ранчо. К моменту нашего возращения Лада и Кайло уже носятся по пляжу. Вместе еще долго гуляем по саду деревьев, усыпанных красными цветами. Океан пенится у костлявых валунов, лошади пасутся среди колючек.
А у вулкана мы обнаруживаем место, куда полудикие кони приходят умирать — три скелета и одна лошадь, готовая отдать душу. Андрюха читал, что местные кони формально кому-то принадлежат, но по факту плодятся и умирают на подножном корму, сами по себе. Ладуня примеряется к размерам ритуальных каменных хижин маори рапа-нуйских старейшин. Маленький лаз, а внутри нельзя выпрямиться. Здесь ночевали, исполняя какой-то древний ритуал. Под скалой натыкаемся на гудящее гнездо диких пчел. Склоны вулкана заросли карликовой гуаявой.
— Ммм! Обожаю гуаяву! юнга облизывает сладкий розовый сок. Завтра возьмем с собой гору печенюшек для чая под деревом с Тау и Хулио. А потом совершим подъем к кратеру. Прощаемся с Таурангой, она целует нас в щечки. Ладунька бежит купаться, а мы, кутаясь в ветровки, усаживаемся в наш храбрый тузик. Кэп вышел на связь с космосом. Прогноз обещает шторм. Будем менять дислокацию. Продолжение следует. Всем теплых встреч!
Мариша, как классно ты пишешь. Прямо услышала и запахи, и краски, и ощущения. У меня, кстати, так в Чили местами было — как будто в детство попал.
А потому и Калининград, что во времена ДО ПИНОЧЕТА корабли советской АТЛАНТИЧЕСКОЙ рыболовной (или научной, точно не знаю) эскадры неоднократно заходили на Рапа-Нуи.