Уходим в Чили. Прощание с Ушуайей

Уходим в Чили. Прощай, Ушуайя. Как мы поймали удачу за хвост и доехали до диких лам-гуанако! Бобровые плотины,  ледяные озера, любопытный морской котик. Сколько стоит почта с края света. Люди и забастовки — как это влияет на время отхода.

 

Два слова за автопробег. Начало – здесь >>

Зима, однако. Спрейхуд над яхтенным люком морозно топорщится. Металл ступенек на пирс подмерз корочкой льда. Иней мохнат и новогоден.

• Осторожно на причале! — кричу я юнге.

На разъезжающихся ботинках она скользит к берегу. Выпь взлетает прямо из-под ног из логова под мостками. Может, конечно, это не выпь, но точно не цапля. Серая клювастая упитанная, рябая, на длинных ногах, и любит прятаться под досками понтона. Кто? – мы зовем ее выпь. Здешние «выпи», полярные гуси и прочие цапли – особенные. Живут себе в городе и людей не боятся. Ну, почти. Если только по их любимому причалу чоботами не приколачивать.

Коньковым ходом – по доскам причала. Термос подмышкой, апельсины-яблоки – в пакете. Карта – в голове. От предвкушения горячего кофе сосет под ложечкой.

На земле ждет заиндевевшая машина и давно забытое вот это все – «прогреть автомобиль». Иней на окнах неохотно подтаивает, мы катимся сквозь хрусткое утро к булочной на главной улице. Там – слоеная выпечка и капучино в бумажных стаканчиках на вынос.

 

Морозно-политическое

Хорошо, что выбрали для поездки последние два дня: ночной морозец еще только разгоняется и жалит несильно. Днем дорога оттаивает под ленивым южным солнцем, и можно избежать серфинга по гололеду. Конкретно «днем» можно назвать часов семь, с натяжкой – восемь из всех суток. Через месяц будет на пару часов меньше. А пока – на газ! – успеть увидеть самую старую в здешних местах эстансию (фазенду, по-нашему), наглядеться на запруды и бобровые хатки-домики и доехать до крайнего аргентинского юга. Крайнего, если не считать кусок Антарктиды, сектор которой аргентинцы элегантно назначили своим.

• А мы чо, рыжие? — не растерялись чилийцы. И открыжили между 90-м меридианом и 60-ым трохи для себе. — Це під помідори!

Что вышло? — Сектор Антарктиды, который  назначили своим чилийцы, частично совпадает с аргентинским сектором Антарктического полуострова. Сравните две картинки :).

Кто победит, не знаем. А пока две великие антарктические державы по-соседски делают вид, что почти не знакомы. Но совсем уж всерьез Аргентина не желает знаться с Великобританией. У них даже на главном причале в Ушуайе висит табличка: «Английским пиратским судам швартовка запрещена». Ага. А потому что Фолклендские острова аргентинцы называют Мальвинскими, считают их частью провинции Огненная Земля, неустанно оплакивают и не прощают Елизавете их незаконной аннексии. Хотя, кажется, единственный весомый аргумент, почему острова должны быть не английскимим, а аргентинскими, — это их физическая близость именно к Аргентине.

Наш пикап тем временем спускается на юг по грунтовке, а из него прямиком в космос летит запрос на гуанако, тех самых, чье мясо становится горьким, если оно «слишком долго бежало» (Ж. Верн, Дети капитана Гранта). Летом их частенько замечают в округе, зимой же – днем с огнем.

«Гуанако, приди!» — кричим мы в форточку, помахивая студенческим билетом (ну, студенты наверняка помнят такой прикол про халяву перед экзаменом).

.

Самая старая эстансия

Поместье с не-испанским названием Арбертон отражается в холодном зеркале. Со временем из одного дома оно разрослось и занимает добрую половину берега. Где-то там на траве лежит китовый скелет, а внутри можно отведать экскурсию и местные яства. Но световой день в начале зимы кончается в 5 вечера, потому мы проезжаем, не поздоровавшись.

Тишина звенит. Густой воздух безмятежно завис над озером. И не скажешь, что в миле отсюда, на берегу пролива Бигль лихие ветры по-прежнему гнут деревья-флаги, неся к мысу Горн воздушные поцелуи аж с Новой Зеландии, приправляя шквалы потоками воздуха, что срываются с Анд.

 

Бобр добр до бобрят

Леса, один вечнозеленый, другой голый, вместе обнимают грунтовую дорогу. Поваленные деревья вдохновляют старпома на микро-лекцию о буреломе. Хотя, рука бури тут не очевидна, скорее, бобры потрудились. Бобровые плотины и хатки намекают на присутствие кого-то очень разумного. А толстые деревья угрожающе торчат в небо на тонком недогрызанном кусочке ствола.

Во лицо рекламной компании блендамеда! Пропилить ствол в добрый охват – это ж как упоённо надо зубы чистить чем-то там кальцинированным. Хоть бы одному из них в глаза заглянуть, то есть в зубы. Но из пожухлой травы взлетают только маленькие полярные орлы. Со стремительностью пущенной из индейского лука стрелы они исчезают за макушками деревьев.

Заводи вызывают в воображении пироги яманов и селькнамов. Дорога выскакивает на обрыв. На той стороне пролива Бигль проплывает самая южная деревня мира, на краю которой живет последняя из яманов. Уже через несколько дней мы уйдем из Ушуайи туда, в Пуэрто Вильямс.

 

Про котика

Грунтовка молчаливо продолжает рекламную кампанию «Самые красивые виды на канал Бигль«. Самый южный из доступных маяков – тоже здесь, на краю мира.

И маленький бетонный пирс с лесенкой в пролив зовет моржей купаться. Пока кэп ходит по ковру из черных мидий, в метре от него выныривает любопытная физиономия морского котика. Он долго торчит из воды по пояс, ровно до тех пор, пока Андрюха понимает-таки, что надо обернуться и посмотреть, кто тут. Заглянув в глаза кэпа, котик тотчас теряет к нему интерес и ныряет в разлапистые джунгли водорослей.

 

Гуанако

На обратном пути кэп восклицает долгожданное:

— Гуанако, гуанако! – и мы видим в лобовое стекло двух грациозных патагонских лам, которые, конечно, не дожидаются, пока мы прицелимся в них камерами.

А потом и вовсе с одной из расчищенных про стройку площадок выезжают тяжеловесные грузовики, распугав нам всю живность. Но мы их прощаем, вспоминая мохнатый зад и грациозную шею гуанако, нырнувших в вечнозеленые буки.

Ушуайя и планы

озвращаемся в вечерний город, и напоследок, перед уходом от цивилизации, юнга тащит нас в торговый центр в игровую зону. Мы вместе гоняем на мотоцикле, а дальше Ладуня догоняется боулингом, виртуальной реальностью и прочими баскетболами с автоматом. А я сижу и думаю, какое счастье, что такой вечер для нас редкость – если проводить каждые выходные в таком бешеном шуме и толчее, когда душой-то отдыхать?

Финальный аккорд на автомобиле – забить трюмы провизией из расчета месяца на 4. Носовая каюта снова стала складом. Следующее крупное пополнение запасов провианта – в Кейптауне. Мне пока тревожно об этом думать – где мы и где ЮАР, и какой сейчас сезон… — все это вселяет беспокойство. Если по пути в 5 с лишним тысяч миль (10 тыс км) нам не удастся постоять у островов Тристан-да-Кунья (он, кстати, лежит на любимой нами и Жюлем Верном 37 параллели), переход затянется снова почти на 2 месяца. А 2 месяца по Южному океану зимой – удовольствие не для слабонервных.

 

 

Русская диаспора и визовый вопрос

До отхода из Ушуайя успеваем подружиться с небольшой русской общиной и отдать юнгу в балет. Жена почетного консула Татьяна двадцать лет учит огнеземельских девочек хореографии. Как жаль, что мы проснулись только накануне выхода! А у Сергей и Лорены – два прекраных сына – коренные аргентинцы Виктор и Нико. Лада их очень полюбила. Она русскоязычных детей с Таити не встречала. Мальчишкам тоже не так уж часто русские юнги попадаются. На прощание Сергей подарил нашей юнге плюшевого пингвина. Назвали его Нико Викторовичем в честь мальчишек, и теперь Ладуня без него не засыпает.

Про русских на краю земли надо писать отдельный репортаж – очень уж интересные истории. А пока – отдаем концы и уходим в Чили: время безвизового пребывания в Аргентине на этот год закончилось. Выбрали по визе все дни.

Чтобы продлить стоянку, нужно за следующие 3 месяца заплатить по 2700 песо за человека. Это около 20000 рублей. Многовато за 2 недели, которые мы планируем задержаться.

 

Забастовка, прощание и Почта России

Накануне нашего выхода в Ушуайе была забастовка. Кризис у них, народ культурно бунтует.
Сегодня — забастовочные последствия: на почте очередь, как в мавзолей Ленина, а имиграционная служба вообще ушла на покой. Не сезон же, чем в конторе дежурить, лучше поспать дома часов так до 11-ти, светает все равно к десяти.

В целом, мы уже должны были, отдав швартовы, бросать в воздух чепчики под Прощание Славянки. По факту стоим у Имигрейшена и в поте лица облизываем по 5 марок на каждую из 15-ти открыток.
Знаете, сколько стоит отправить 15 писем с края света? — только на марки — 3000 песо. Это тыщ 5,5 рублей. Плюс открытка по 50 песо и конверт. Итого восемь 😊. И не факт, что дойдёт. По нашим наблюдениям, процентов 30 открыток не доходит до вас, наши дорогие все.
Тоже, что ли, бастовать выйти?

Распрощались с любимой Роксаной, провожать нас остался только Сергей Островский. От него и эти редкие фотографии нас на яхте снаружи. Ушли в Чили, Пуэрто-Вильямс. Спасибо всем, благодаря кому наша Ушуайя и Антарктида стали такими незабываемыми!
Шмыгаем носами с детьми…

Спасибо вам, дорогие наши все за ваши комментарии и письма. Чувство, что у нас много единомышленников и друзей очень греет и наполняет смыслом.

Сердечно благодарим за подпитку экспедиции через PayPal.me/travelyfamilyАртема К. из Питера, Владислава Е. из Симферополя, Анну Д из Казани. Ребята, вы – реальная наша береговая команда, крепкий тыл. Благодаря таким как вы и реализуются самые смелые проекты! Обнимаем из самого южного поселка мира. Пусть мечты – сбудутся!